Это был не юмор мыслей, и даже не
юмор слов; это было нечто куда более тонкое юмор знаков
препинания: в какую-то вдохновенную минуту она постигла, сколько
уморительных возможностей таит в себе точка с запятой, и пользовалась
ею часто и искусно. Она умела поставить ее так, что читатель,
если он был человек культурный и с чувством юмора, не то чтобы
катался от хохота, но посмеивался тихо и радостно, и чем культурнее
был читатель, тем радостнее он посмеивался.
Сомерсет Моэм
Побольше точек! Это правило я вписал
бы в правительственный закон для писателей. Каждая фраза одна
мысль, один образ, не больше! Поэтому не бойтесь точек.
Исаак Бабель
Многоточие изображает, должно быть, следы на цыпочках ушедших слов…
Владимир Набоков
|
В истории отечественного
языкознания сложились три основных направления в оценке роли и принципов
русской пунктуации: логическое, синтаксическое и интонационное. Теоретик
логического, или смыслового направления, Ф.И. Буслаев, сформулировал назначение
пунктуации следующим образом: "Так как посредством языка одно лицо
передает свои мысли и чувствования другому, то и знаки препинания имеют
двоякое назначение: 1) способствуют ясности в изложении мыслей, отделяя
одно предложение от другого или одну часть его от другой, и 2) выражают
ощущения лица говорящего и его отношение к слушающему". Во второй
половине ХХ столетия наряду с этими традиционными направлениями наметилось
и коммуникативное понимание роли пунктуации "возможность подчеркивания
в письменном тексте с помощью знаков препинания коммуникативной значимости
слова/группы слов" 1. Решению коммуникативной задачи подчинена
и основная функция пунктуации (традиционно понимаемой как система графических
неалфавитных знаков знаков препинания, участвующих в переводе
устной речи в письменную) при помощи членения и графической организации
письменного текста "передать читающему смысл написанного таким, каким
он воспроизводится пишущим" 2 . О том же самом А.П. Чехов
говорил, что "знаки препинания служат нотами при чтении".
"Я понимаю препинания строчные
некоторыми будто перегородочками, которые пришедших к ним останавливают",
еще в 1748 году замечал один из участников записанного В.К. Тредиаковским
"Разговора между чужестранным человеком и российским об ортографии
старинной и новой и о всем, что принадлежит к сей материи". Препинание
ведь буквально и означает "задержка" (от цслав. прђпинати
'препятствовать, задерживать, сдерживать'). В лингвистическом термине
знаки препинания, таким образом, зафиксировано
понимание их как сигналов паузы, заминки, остановки перед каким либо
препятствием, возникшим на пути плавного течения речи.
При анализе же роли знаков препинания
в художественном произведении еще большую важность приобретает двусторонняя
функциональная значимость пунктуации: "пунктуация для пишущего"
(направленность от смысла к знакам) и "пунктуация для читающего"
(направленность через знаки к смыслу). Ведь, в конечном счете, речь идет
о кодировании и декодировании текста через знаки 3. Тем более
что, по мысли Ю.М. Лотмана, в авторском тексте любые элементы, являющиеся
в языке формальными, могут приобретать семантический характер, получая
дополнительные значения, поскольку все элементы языка, которые
в грамматической структуре находятся в разных, лишенных черт сходства
и, следовательно, несопоставимых позициях, в художественной структуре
оказываются сопоставимыми и противопоставимыми, в позициях тождества и
антитезы, и это раскрывает в них неожиданное, вне художественного целого
невозможное, новое семантическое содержание. Поэтому важным становится
уже не описание значения языковых единиц, когда выделяемое исследователем
значение лишь иллюстрируется текстовыми примерами, а изучение взаимоотношений
языковой единицы с языковой системой, с одной стороны, и со структурой
текста, с другой стороны.
Фрагмент рассказа Татьяны Толстой
"Милая Шура" демонстрирует исчерпывающий набор знаков препинания,
возможных в позиции конца предложения: "На
четыре времени года раскладывается человеческая жизнь. Весна!!! Лето.
Осень…Зима?" Определенную, заданную контекстом последовательность
"восклицательный знак точка многоточие
вопросительный знак" можно рассматривать как фигуру
экспрессивного синтаксиса. Благодаря такому стилистически значимому расположению
знаков на конце назывных предложений (состоящих из двусложных слов, которые
представляют собой замкнутую группу с общей семантикой 'названия времен
года') не только задается ритм художественного текста, но и создается
столь же замкнутая система знаков, внутри которой градуирована эмоционально-экспрессивная
функция каждого из ее членов: от восторженности, выражаемой при помощи
восклицательного знака, через удовлетворенную завершенность, отмеченную
точкой, к недосказанности многоточия до недоумения, передаваемого
знаком вопроса.
О процессах исторических преобразований
в пунктуационной системе свидетельствует и неуклонно растущая экспансия
знака тире. Об употреблении тире как пунктуационного
знака экспрессивного синтаксиса в последние десятилетия было написано
немало. Знаком "неожиданности" смысловой, интонационной,
композиционной удачно окрестила тире Н.С. Валгина 4.
Так, в прозе Бориса Пильняка эффект "неожиданности" усиливается
употреблением последовательности из двух и более тире в позиции одного
пунктуационного знака: "в голове окончательно
спутаны мозги, бред, ерунда, а желудок, кишечник, желудок лезет
в горло, в рот и тогда все все равно,
безразлично, нету качки, единственная реальность море, бред,
ерунда " (Борис Пильняк. Заволочье).
Широкая употребительность этого знака
в текстах современной художественной литературы определяется его семантической
неоднозначностью: он может выступать и как семантически соединяющий, и
как семантически разъединяющий, то есть как актуализатор определенных
тема рематических отношений. "Тире как актуализатор определенных
семантических отношений амбивалентный знак: он разъединяет для
того, чтобы снова соединить на новом смысловом уровне. <…> Такой
двойной направленности разъединению и соединению соответствует
и графический облик тире горизонтальная черта" 5.
В начальной строке стихотворения Виктора
Сосноры, которое представляет собой парафраз знаменитого пушкинского "Я
вас любил. Любовь еще, быть может…", горизонтальная черта знака тире
располагается на месте, обозначенном у Пушкина запятой: "Я
вас любил. Любовь еще быть может. / Но ей не быть".
Тире вместо запятой актуализирует одно из двух возможных прочтений сочетания
"быть может", заданных Пушкиным.
Двоякая интерпретация этого сочетания в пушкинском тексте (и как вводного
слово, и как сказуемого) оказывается возможной вследствие использования
поэтом приема enjambement'а, переноса, несовпадения синтаксической и ритмической
паузы, конца фразы и конца стиха. (Заметим, что в восьмистрочном стихотворении
Пушкина enjambement не случайно возникает именно в начальных и конечных
строках то есть именно в тех фрагментах текстах, которые отмечены
наибольшей эмоциональной напряженностью.) Тире у Сосноры выступает как
своеобразный отграничитель, проявляющий тема рематическую структуру
высказывания и сигнализирующий об однозначности прочтения "быть
может" только как сказуемого. В конечных строках того
же стихотворения этот прием повторяется: "Я
вас любил. Любовь еще быть может… / Не вас, не к вам".
Благодаря варьированию местоположения тире меняется не только общий смысл
строки, но и частеречный статус слова еще:
если во втором случае оно выступает в обычной для него роли наречия со
значением 'указания на наличие возможности, достаточных оснований для
совершения какого л. действия', то в первом входит в словосочетание
любовь еще в качестве определения и
может пониматься лишь как окказиональное прилагательное со значением 'возможный
в будущем'.
"Наша обычная пунктуация с точками,
с запятыми, с вопросительными и восклицательными знаками чересчур бедна
и маловыразительна по сравнению с оттенками эмоций, которые сейчас усложненный
человек вкладывает в поэтическое произведение", сетовал почти
столетие назад В. Маяковский.
|